Назад

«Не может укрыться светильник под спудом»

Батюшка вошёл в мою жизнь неожиданно и надолго. Впервые я увидела его, когда была ещё далека от веры: зашла в собор, как многие, поставить свечи за здравие близких и о упокоение усопших родственников. Наверное, уже тогда в моём сердце и вспыхнула маленькая искорка любви, которая впоследствии разожгла пламень всеобъемлющей любви, любви, о которой постоянно говорит нам Господь. После этой первой встречи прошло немало времени.

Однажды я услышала, что отец Александр проводит в соборе миссионерские занятия по изучению Евангелия. Моя душа уже тянулась к Богу, и мне сразу же захотелось не просто читать Книгу Книг, но понять умом и сердцем всё, что заповедал нам Господь.

Я пришла на занятия и впоследствии об этом ни разу не пожалела: настолько доступно и просто отец Александр говорил о великом, по-житейски понятно рассказывал он о вещах непостижимых, так, что я прониклась сначала глубоким уважением, а потом, узнавая его всё больше и больше, стала чувствовать необыкновенное желание новых и новых встреч.

Меня всегда охватывала радость, когда видела его, от счастья улыбалась ему, и он одаривал меня удивительной улыбкой, обнимал, целовал в голову, и в эти минуты чувствовала себя окрылённой.

Родненький мой батюшка! Я и сейчас говорю так, приходя на его могилу. Этому слову научилась у него. Батюшка называл так всех: «Родненькие мои, миленькие мои, Божьи люди». Он любил людей.

Все мы были для него одинаковы. Под действием благодати Божией, проходя свой нелёгкий земной путь, он исполнялся истинной, всепобеждающей, всеобъемлющей и всепрощающей любовью Христовой.

Верующие, атеисты, оступившиеся, желающие вернуться в лоно Христовой Церкви, падшие души — все тянулись к нему, чувствуя его любовь, заботу, душевную теплоту и милосердие. Когда он выходил из Алтаря после службы, к нему устремлялось такое количество народа, что невозможно было подступиться. Люди шли за утешением, советом, благословением. Ведь о нём и о таких, как он, сказано в Евангелии: «Не может укрыться светильник под спудом».

Батюшка покорял всех своей любовью и ласковой улыбкой. Для каждого у него было нужное слово. Любви его хватало на всех. Он принимал независимо от чинов, сословий и рангов. Каждой измученной душе находил слова утешения. Ласковый, добрый, душевный, любвеобильный батюшка, как магнит, притягивал к себе людей. Я не помню ни одного его резкого слова. Он поучал всегда очень мягко и бережно, стараясь не травмировать душу, всякий раз подавая пример благочестия.

Однажды я, ещё не искушённая в вере и пытавшаяся всё для себя выяснить, спросила батюшку: «Чем отличается земной поклон от поясного?». Батюшка, воспитанный в благочестивой семье и знавший всё это с детства, упал перед иконой на колени, поклонился до земли, коснувшись лбом пола, и сказал: «Вот так в детстве мы делали земные поклоны».

Я была поражена тем, с какой готовностью и характерной для него простотой он показал мне наглядный пример почитания Бога, Его Пречистой Матери и святых.

Навсегда запечатлелись в уме и памяти его слова о не осуждении ближнего. Он говорил: «Хотите совершить подвиг — попробуйте прожить хотя бы один день, никого не осудив». Сам батюшка никого не осуждал, и если ему в силу обстоятельств приходилось наставить кого-то на путь истинный, делал это настолько доброжелательно и с такой искренней любовью, что на него невозможно было обидеться. А когда его самого обижали, лишь улыбался: «Господь всем судья», — и смиренно продолжал любить обижающих его людей.

Я была крайне признательна и благодарна ему за то, что он не отрешённо и безучастно принимал исповедь, а молился Господу после каждого названного мною греха: «Господи, прости и помилуй, помоги, Господи!»

Характерной чертой батюшки была его улыбка и любовь к шутке. Иногда было непонятно: шутит он или говорит серьёзно. Вспоминается такой случай. Он подошёл ко мне на Рождество перед Всенощной и серьёзно говорит: «Я сегодня так напился!». Я очень удивилась, так как знала, что батюшка вообще не пьёт. На совместных праздничных трапезах он всегда был, если сказать просто, по-мирски — «тамадой». Произносил много тостов, и рюмка его всегда была полная. Провозгласив тост, подносил рюмку к устам и тут же ставил её обратно, даже губ не смочив.

Сказал мне батюшка это так серьезно, что я начала внимательно всматриваться в него, в его сияющие глаза, потом перевела изумлённый взгляд на супруга, и он, видя моё недоумение и замешательство, рассеял все сомнения: «Ты что, не видишь, что батюшка шутит!». Потом-то я поняла причину его весёлого настроения и сияющих глаз: Рождества Христова дождались. Батюшке было присуще особое чувство юмора, его шутки были навеяны Духом Божьим и часто носили характер поговорок, прибауток, а иногда даже творчества. В добрых глазах его была этакая лёгкая, весёлая лукавинка. Ему были свойственны живость общения, особая простота, ясный и светлый ум.

Но за этой внешней шутливостью и детской простотой скрывались необыкновенные дарования. Его отличал особый дар рассудительности. Он имел великую духовную опытность, подтверждённую огромным знанием жизни — нелёгкой и тернистой. Помню, как мы с мужем в Великий пост захотели сходить в театр, но сами не решались и обратились за советом к батюшке. Деликатный батюшка не сказал нам строго: «Это делать нельзя». Неожиданно он предложил шутливым тоном: «Приходите лучше ко мне, я вам такое представление покажу, что и в театр идти не захочется». Я привожу здесь не дословное его изречение, а лишь передаю смысл сказанного им тогда.

После этого случая у меня навсегда пропало желание посещать театры, концерты и всякого рода представления. В шутках батюшки никогда не было кощунства.

Всю свою жизнь он учил помогать людям, служить им, а себя уничижать и ставить на последнее место. Читая проповеди в назидание всем нам, он никогда не указывал на чьи-либо грехи или недостатки, но, как бы имея в виду всех нас, говорил только о себе: «Я величайший грешник, я хуже всех вас, а вы все — люди Божии». Называл нас «преображенцами». Но сейчас мне думается, что он вкладывал в эти слова особый смысл, называя нас так не по названию Преображенского собора, а в надежде преображения душ наших. И благословлял радоваться жизни. Радоваться и молиться. Всегда говорил: «Читайте Евангелие — это главная и величайшая из книг, Книга книг, Книга жизни и бессмертия душ наших». Главное для него было — спасение наше и покаяние перед Господом. Служил он Господу, постоянно заботясь о спасении каждой человеческой души, всегда наставлял: «Молитесь Богородице: Она самая скорая Помощница и Заступница наша перед Богом». С большой любовью он чтил память блаженной Матроны Московской, ласково называя её матушкой Матронушкой, и учил нас во всяких житейских обстоятельствах, невзгодах и неурядицах обращаться к ней за помощью. По молитвам угодников Божиих Господь исполняет наши моления, помогает страждущим в болезнях, продлевает нам жизнь, ожидая от нас только одного — истинного покаяния.

Будучи бессребреником, батюшка помогал всем нуждающимся и обращающимся к нему за помощью. Молча вытаскивал деньги из кармана и отдавал испытывающим в них нужду. Сам же жил скромно и непритязательно, неукоснительно исполняя заповедь Божию: «Не копите себе сокровища на земле, а в Бога богатейте».

Господь давал ему слёзы умиления. Помню, на одном из занятий он говорил нам о долготерпении Господа к нам, грешным, и из глаз его потекли обильные слёзы, которых он не стыдился и не пытался скрыть. Я подумала тогда: «Как же он, должно быть, молится, с какими покаянными слезами он обращается ко Господу в своих молитвах». После его смерти остались написанные им самим молитвы, внушенные ему Духом Божиим и Божественной Благодатию.

Господь испытывает угодников своих. Он закаляет их, посылая им скорби и болезни для укрепления в вере и надежде на милосердие Божие. Будучи уже тяжело больным человеком (его мучила подагра, он не мог стоять и с трудом передвигался, а порой и вообще не мог ходить), он сказал мне однажды: «Я старый человек, а пожить ещё так хочется».

Он никогда не говорил с уверенностью о будущем, а всегда говорил: «Сделаем то-то или то-то, если Господь сподобит, и живы будем».

И в этом было всё упование его на Единого Бога, Его святую волю. Так и жил в немощи, но с огромной надеждой на то, что Господь хочет душу спасти, а болезнями-то и спасает. Мне всегда хотелось чем-то помочь ему в его болезни, хоть как-то облегчить его телесные страдания. И когда я предлагала ему свои ничтожные услуги, он всегда отвечал: «Прошу святых твоих молитв».

Несмотря на тяжёлую болезнь, он всегда сам служил субботнюю всенощную службу и Воскресную Литургию, за исключением тех случаев, когда не мог вообще встать с постели. Тогда он с сокрушением сердечным говорил: «Не могу без службы, очень послужить хочется». И даже в болезненном состоянии, отслужив службу, никогда не упускал возможности сказать проповедь. Ставил около аналоя табуреточку, но не садился, а поочерёдно каждой ножкой опирался на неё коленочками и наставлял нас, давал добрые советы, открывал для нас Евангелие и мудрость Божию, учил жить в покаянии и уповании на Господа нашего, на Его огромную любовь и милосердие.

А какие он говорил проповеди! На его проповеди ехали люди со всего города и из других городов, деревень и посёлков. И мы с мужем по этой же причине стали посещать исключительно ранние Литургии, которые он неукоснительно совершал, приходя очень рано в храм для того, чтобы не опоздать.

К семи часам обычно заканчивалась проскомидия, прочитывались «часы», и начиналась служба.

Он был награжден правом совершать Литургию при открытых Царских вратах до «Отче наш...». На его службах была какая-то особая благодать. И видя, как он выходит из алтаря на амвон, я всегда испытывала необыкновенную радость, душевное успокоение и всегда огорчалась, когда в связи с отъездом в епархию воскресную Литургию совершал не он. Я скучала и ждала скорейшей с ним встречи.

А теперь его нет. Уже прошёл почти год после трагической гибели, а душа по-прежнему скорбит. И горькие слёзы часто застилают глаза, и сжимается сердце оттого, что здесь, на земле, я уже не увижу его добрых глаз, трогательной улыбки и не услышу мудрого совета, который я всегда получала, обращаясь к нему за помощью во всяких жизненных ситуациях. Он заменил мне отца. Мой папа умер рано, и потому, наверное, Господь послал мне такого мудрого, терпеливого, любвеобильного батюшку, который вёл меня по жизни, показывая каждый раз, как не свернуть с пути истинного, угодного Господу нашему.

Я очень тоскую по ласковому батюшке и всегда на его могиле, где постоянно много людей, любящих и почитающих его светлую память, прошу за всё прощения и святых молитв.

Родненький наш батюшка! Молитесь за нас, грешных, Господу нашему и Пречистой Его Матери во все дни жизни нашей и в час кончины не оставьте нас святыми своими молитвами!

И мы всегда поминаем Вас в своих молитвах.

Источник: «Отец Александр: воспоминания о митрофорном протоиерее Александре Ивановиче Пивоварове» / Гл. ред. — Карышев К.Л. — Новокузнецк: Сретение, 2008. — 248 с.

Назад